С первым апреля!

Розыгрыши А. Н. Толстого.

Однажды ночью, вскоре после торжественного освящения долгожданного Исаакиевского собора (строившегося ни много ни мало сорок лет), сонную тишину казенной квартиры архитектора Александра Павловича Брюллова в Дворцовом флигеле Академии художеств нарушил резкий и требовательный звон дверного колокольчика. Через минуту встревоженный камердинер уже будил хозяина: «Вставайте, барин, вас требуют». В приемной наспех одевшегося архитектора ожидал незнакомый флигель-адъютант: «Дело срочное, господин Брюллов!

Вам предписано немедля ехать к императору на совещание. Исаакиевский собор провалился под землю».

Через полчаса Александр Павлович был уже у парадного входа в Зимний. Там собралось с десяток уважаемых архитекторов. Караульный офицер о том, что их ждут во дворце, предупрежден не был, и потянулась канитель с вызовом коменданта, вопросами, объяснениями… Еще через четверть часа выяснилось, что никто архитекторов в столь поздний час во дворце не ждет и никакого совещания не назначал. Недоумевающие академики додумались, наконец, сходить на Исаакиевскую площадь, своими глазами взглянуть на катастрофу. И что же предстало их взорам?

Разумеется, сумрачная громада Исаакия — совершенно целехонького…

Этот розыгрыш оказался одной из многочисленных рискованных шуточек Алексея Толстого и его пятерых двоюродных братьев Жемчужниковых. В другой раз они пришли в немецкий театр с толстенными словарями и, сидя в первом ряду, нарочито громко шелестели страницами, отыскивая каждое слово, звучавшее со сцены. В антракте к хулиганам подошел сам генерал-губернатор Суворов, совершенно взбешенный, и потребовал представиться. «Запиши, — кивнул он своему адъютанту: — Жемчужниковы и Толстой». На что один из Жемчужниковых, сделав вид, что не узнает столь важную персону, в свою очередь осведомился, с кем имеет честь. «Граф Суворов к вашим услугам, генерал-губернатор Санкт-Петербурга», — высокомерно бросил тот.

«Запиши, — сказал Жемчужников Толстому: — Суворов». История дошла до царя, шутники повинились, но не оставили дерзких шуток.

Однажды они придумали дразнить министра финансов Вронченко. Тот каждое утро совершал променад на Дворцовой набережной. Ему навстречу каждый раз шел Александр Жемчужников. Поравнявшись, он снимал шляпу и произносил одну и ту же лишенную всякого смысла фразу: «Министр финансов — пружина деятельности» — и с важным видом удалялся. Вронченко пришлось жаловаться обер-полицмейстеру, и тот пригрозил выслать министерского мучителя из города. С другим министром — юстиции, графом Паниным — они обошлись еще хуже. Этот высокий, прямой, как палка, чопорный старик тоже любил гулять, но не по набережной, а по Невскому проспекту.

Граф держал голову очень ровно, совершенно неподвижно, устремив взгляд строго вперед и вверх. Даже когда ему кланялись, он продолжал смотреть поверх голов. В один прекрасный день навстречу ему вышел Жемчужников. Дождавшись, пока Панин подойдет поближе, он нагнулся и стал шарить у себя под ногами. Министр, по своему обыкновению смотревший куда-то вверх, наткнулся на препятствие и полетел носом на тротуар. А Жемчужников как ни в чем не бывало разогнулся, приподнял шляпу и сказал: «Пардон, я искал булавку». За эту шуточку на весельчаков осерчал сам государь. Если б речь шла не об Алексее Толстом и его родне, дело кончилось бы плохо. Но Толстой был лицом практически неприкосновенным, он с детства входил в ближний круг императорской семьи…

@темы: литература, Юмор, история, Россия

---

Заклятые сокровища: народные поверья о кладах

В народе всегда бытовали поверья и легенды о кладах: найти сокровище было непросто, но еще сложнее — сохранить его и самому остаться невредимым.

Клады — это сокровища, которые люди прятали в земле или в тайниках, например в стенах дома. Когда наступали враги или хозяин надолго уезжал, нажитое нужно было надежно скрыть. Сбережения закапывали, а рядом ставили памятный знак, клали камень или сажали дерево. Некоторые суеверные люди прятали деньги, потому что верили, что смогут пользоваться ими после смерти на том свете.

Так появились поверья о скрытых богатствах. Иногда крестьяне объясняли ими внезапное обогащение: говорили, что нашли клад, а на самом деле скрывали воровство или грабеж. В самых древних преданиях происхождение кладов не объясняется: люди верили, что они лежат в земле сами по себе испокон веков, никто их туда не прятал. Позднее тайные сокровища стали связывать с грабителями: якобы они нападали на купцов, а потом закапывали добычу. Клады, которые находили или искали, приписывали историческим личностям, разбойникам или героям. Писатель и этнограф Владимир Даль писал об этом: «В восточных губерниях клады принадлежат Пугачеву, на Волге — Стеньке Разину, на Украине — Гаркуше, в средней России — Кудеяру…» Многие тайники относили ко временам войн и вражеских нападений, например в северных районах клады приписывали Александру Невскому и времени войны со шведами.

Скрытые сокровища можно разделить на две категории — «чистые» и «зачарованные». Чистые клады мог найти и забрать любой человек, для этого не нужны были особые ритуалы. Однако чаще в фольклоре упоминаются клады зачарованные, или заклятые, — так называли тайники, на которые владелец наложил заклятие. Считалось, что искателей отпугивает от них нечисть или дух хозяина, если он уже умер. Найти и присвоить такие ценности могли только люди с магическими знаниями.

Владелец сокровища мог наложить заклятие с условиями — тогда клад становился доступен только конкретному человеку или после определенных действий. Например, клад заклинали на «сорок голов»: он мог достаться только искателю под номером 41, а предыдущим были уготованы беды и смерть. Другой вариант заклятия — на семидневный пост, после которого клад нужно было выкопать только голыми руками.

Тайные сокровища — популярный сюжет быличек, рассказов о встречах с нечистью. Героем былички обычно становился знакомый рассказчика или его родственник, свидетель мистических происшествий. Клады, по поверьям, показывались искателям в разных образах: в том месте, где спрятано богатство, горел огонь или свеча. Зачарованные клады являлись в виде животных, человека, кикиморы или других мифологических персонажей. Обычно в рассказах отмечали, что эти существа возникают внезапно: из стены выпрыгнул заяц, из леса вышла девушка. Сокровище могло принять вид необычного животного: золотого петуха, красного быка или серебряного козленка. Считалось, что если ударить такого зверя палкой, то он обернется кувшином с монетами.

"Когда покажется в ночное время или в день одному какое животное или теплющаяся свеча, то должно по той вещи легохонько ударить и сказать: «Амень, амень, рассыпся!» — которая и оборотится котлом или кубышкой с деньгами, а сие называется клад; котлы обыкновенно находят по явлению какого-нибудь животного на поле, в лесу или в саду, и такая экспедиция бывает опасна и сопряжена со многим страхом; ибо в то время, как вынимают котел, выбегают из лесу черти и кричат: «Режь, бей, губи!» — при таком случае берут всегда в помощь колдуна."

Михаил Чулков. «Абевега русских суеверий»


В рассказах упоминалось, какие сокровища находят в кладах: серебро и золото, монеты, посуду, церковную утварь, драгоценные камни, украшения или бумажные деньги. Обычно они хранились в бочонке, кувшине, сундуке или горшке. Иногда кладом проверяли человека на жадность. Черт соблазнял легкими деньгами и уговаривал искателя что-то сделать. А после следовала расплата: внезапная смерть, болезни или нищета.

В быличках встречался и такой мотив: клад сам просил человека, чтобы тот его нашел. Он мог появиться в образе котенка или жеребенка, играть с детьми, говорить жалобным голосом. Однако человек не всегда распознавал уловку и отказывался от своего счастья. В фольклоре упоминался и другой мотив: клад попадал в руки тем, кто его заслужил, — ребенку или бедной женщине.



www.culture.ru/materials/256778/zaklyatye-sokro...

@темы: литература, история, животные, Вампиры и призраки

---

Археологическая находка.

В Британии нашли древнеримское оскорбление, высеченное на камне по соседству с рисунком фаллоса.

На камне размером 40 на 15 сантиметров, который нашли археологии в Виндоланде (недалеко от Вала Адриана), помимо картинки, присутствовала надпись: SECVNDINVS CACOR.

Специалисты по римской эпиграфике пришли к выводу, что первое слово — Secundinus — имя, а второе — искажение слова «cacator», которое на русский переводится как «засранец» и в римской традиции было серьезным оскорблением. Изображение рядом с этими словами усиливает силу письменного оскорбления.

Каждая буква вырезана очень тщательно: то есть на надпись и рисунок человек потратил немало времени. Видимо, Секундин сильно досадил чем-то автору надписи, раз тот проявил настойчивость и глубину чувств.


naked-science.ru/article/history/secundinus-cac...

@темы: памятники, странное, история

---

Тоже так думаю.

понедельник, 02 мая 2022 в 16:42

Пишет Хильда:

--"Каждый раз, когда вам всерьез захочется покритиковать действия Сталина, Жукова или других полководцев, поддакнуть другим критикам или даже рассказать, как надо было сделать, крепко задумайтесь: точно ли вы хорошо знаете причины начала войны, ее основные этапы, их последовательность и значение? Имеете ли вы опыт командования армией? Представляете ли себе, как разрабатываются военные операции? Владеете ли той информацией, в т.ч. полученной от разведки, которой оперировали в штабе тогда при принятии решений?"(с)

@темы: история

---

С 8 марта!

Хотела я сделать несколько постов о портретах красавиц из "Галереи красавиц" дворца Нифенбург в Баварии, но у меня нет настроения, поэтому пост пока будет один, всего об одной красавице.




Джейн Дигби была предрасположена к тому, чтобы мучить окружающих: она родилась красивой, умной и богатой

200 лет назад 3 апреля родилась женщина, которую при жизни считали в Европе знаменем порока, а ныне причисляют чуть ли не к предтечам феминизма. Джейн Дигби начала свою жизнь как английская аристократка, а закончила женой бедуинского принца. Однако эта дама примечательна прежде всего тем, что заложила основы современного гламура, немыслимого без скандалов, громких бракосочетаний, оглушительных разводов и, конечно, без больших денег.


То, что Джейн Элизабет Дигби будет склонна к авантюрам, можно было предсказать еще до ее рождения. Страсть к приключениям была у нее в крови: ее отец — капитан королевского флота Генри Дигби — был не просто авантюристом, но даже немного пиратом. Генри Дигби командовал кораблем во флоте адмирала Нельсона, отважно сражался при Трафальгаре, отличился в нескольких других сражениях. Однако разбогател он на подвигах иного рода. Во время войны с революционной Францией Дигби захватывал вражеские торговые суда и, как и другие британские капитаны, получал премию в зависимости от ценности захваченного груза. Менее чем за два года капитан захватил 48 торговых судов, а в 1799 году взял на абордаж два испанских фрегата, набитые золотом. Солдатам из плимутского гарнизона понадобилось 50 повозок, чтобы перевезти захваченное золото из порта в цитадель.

Ко дню, когда родилась Джейн, капитан Генри Дигби заработал морским разбоем порядка £64 тыс., что было значительным капиталом. Это богатство позволило морскому волку войти в приличное общество и даже жениться на леди Эндовер — дочери богача, видного парламентария и одного из вождей партии вигов Томаса Кука. Какого рода авантюры будут увлекать Джейн всю жизнь, тоже можно было предположить, исходя из склонностей ее предков. Так, ее дед Томас Кук на старости лет показал себя большим проказником — женился на 18-летней девушке, когда ему было уже 69.

Детство Джейн провела в роскошном отцовском поместье и, похоже, не знала слова "нет". О том, что родители ей редко в чем-то отказывали, свидетельствует, например, сохранившееся письмо 13-летней Джейн, в котором она просит отца выдать ей крупную сумму неизвестно на какие нужды: "Дражайший Папа, я пишу тебе, чтобы попросить тебя очень о многом... но раз ты в Женеве дал мне небольшую сумму, я подумала, что могу снова попросить. Дай мне 40 фунтов!!! Не больше и не меньше. До свидания". В то время в Англии на £40 можно было купить дом.

Когда Джейн исполнилось 16, родители перевезли ее в Лондон, чтобы ввести в высшее общество. Девушка быстро получила внимание света, потому что была очень красива, умна, образованна и весьма богата. К тому же она была внучкой одного из крупных политиков, родство с которым могло быть чрезвычайно полезным. Джейн быстро привыкла к горячему интересу со стороны окружающих и откровенно наслаждалась новой для нее ролью светской львицы. Ее любимыми занятиями стали шопинг и посещение гламурных мероприятий вроде балов и званых вечеров. Вскоре появился и жених — перспективный молодой политик лорд Эдвард Лоу барон Элленборо, который в свои 34 года уже успел стать парламентской звездой. В 1824 году Джейн вышла замуж за барона, и, казалось, это была самая счастливая молодая пара в Англии. Однако близость к политическому истеблишменту может испортить даже самую благовоспитанную девушку.

Будучи влиятельным политиком, Эдвард Элленборо имел обширные связи в дипломатических кругах. Поэтому в его доме часто бывали зарубежные дипломаты с женами. Особенно часто — австрийский посол граф Эстергази и русский, граф Ливен. Супруги этих дипломатов стали близкими подругами юной Джейн. Причем обе были значительно старше ее и не отличались добродетельным поведением. Про графиню Эстергази, например, говорили, что она меняет любовников каждую неделю. Доротея Ливен и вовсе была фактическим резидентом русской разведки в Лондоне. Будучи родной сестрой шефа жандармерии Бенкендорфа, Ливен регулярно поставляла в Петербург сведения государственной важности. Как всякий разведчик, она должна была постоянно налаживать новые контакты, что и делала без оглядки на общественную мораль. В Лондоне в те времена ходила шутка: "В мире нет ничего такого, о чем нельзя было бы договориться, включая ночь с мадам Ливен".

Джейн быстро переняла у старших подруг их стиль поведения, манеру одеваться во все самое дорогое, а также взгляды на супружескую верность. Уже через два года после свадьбы она завела любовника — в этой роли выступил кузен молодой баронессы Джордж Энсон, который был на 10 лет ее старше. Молодой полковник Энсон, герой битвы при Ватерлоо и депутат парламента, имел репутацию дамского угодника. Один из его друзей писал: "В этом году Джордж Энсон точно поимеет всех замужних женщин Лондона, и ничего удивительного, ведь он выглядит лучше всех, кого я знаю". Скрывать связь с Энсоном для Джейн не составляло труда, поскольку, согласно этикету, он как близкий родственник имел право сопровождать ее в отсутствие мужа. Когда в 1828 году Джейн родила первенца, она не сомневалась, что отцом был именно Энсон. Ну а ее муж так ничего и не заподозрил. Тогда же Джейн поняла, что материнство — не ее стихия, никакой привязанности к ребенку она не испытала. И все же в 1828 году ее жизнь резко изменилась.

Однажды на балу в русском посольстве Джейн Элленборо познакомили с 27-летним австрийским атташе князем Феликсом Шварценбергом. Это был настоящий аристократ, шпион, человек, который, как многие верили, умел лечить женщин наложением рук. Князь был любимцем всемогущего Меттерниха, который в те годы управлял Австрией. Шварценбергу прочили блестящую карьеру, хотя его деятельность на дипломатическом фронте сопровождалась постоянными скандалами. Службу князь начал в австрийском посольстве в Петербурге и сразу же привлек к своей персоне ненужное внимание. Во время восстания декабристов Шварценберг оказался на Сенатской площади среди мятежников. Он всего лишь пытался узнать, что происходит, но после подавления восстания в России на него стали смотреть косо, и с Петербургом Шварценбергу пришлось распрощаться. В Португалии он тоже не прижился. Князь так напористо гнул в Лиссабоне линию своего правительства, что его однажды чуть было не растерзала толпа местных патриотов, после чего Шварценберг был направлен в Лондон. И снова князь оказался замешанным в крупный скандал, но на сей раз это была история другого рода.


Феликс Шварценберг влюбился в Джейн с первого взгляда и начал буквально преследовать ее. Вскоре баронесса капитулировала перед мастером наложения рук, поскольку сама всерьез увлеклась князем. И если ее связь с полковником Энсоном оставалась для Лондона лишь слухом, то роман со Шварценбергом быстро стал притчей во языцех. О приключениях леди Элленборо говорил весь свет. Появился даже термин — "Элленбориана". Шварценберг, в свою очередь, заработал кличку Кэдленд в честь скакуна, который на дерби ловко обошел лошадь по кличке Полковник, как князь обошел полковника Энсона. Позднее прозвище сократилось до Кэд и в таком виде даже вошло в словарь английского языка. Теперь словом "cad" англичане обозначают хитрую уловку в нечестной игре или просто подлость.

Любовники не слишком заботились о конспирации. Джейн регулярно появлялась в доме на Харлей-стрит, который снимал Феликс, причем, пока она оставалась внутри, ее лакей в "фирменной" ливрее Элленборо стоял на пороге. Пара скрывалась в загородных отелях, раздавая гостиничной прислуге щедрые чаевые за молчание, и даже у знакомых. Так, однажды Джейн и Феликс останавливались в доме у женщины, которая, как многие предполагали, была любовницей мужа самой Джейн. Вскоре баронесса Элленборо снова забеременела, и на сей раз обмануть мужа было невозможно, поскольку за пару месяцев до зачатия Джейн прекратила интимное общение с ним. К тому же до барона уже доходили вести о скандальном поведении жены. К примеру, один из служащих гостиницы, где любовники как-то останавливались на ночь, решил, что помимо чаевых от Джейн, может получить вознаграждение от барона Элленборо, и направил ему письмо соответствующего содержания. Тот в результате нанял частного детектива и вскоре знал абсолютно все. Состоялся семейный разговор по душам, в ходе которого Джейн заявила мужу, что не может жить без Феликса, и барон потребовал развода.


Отношения Феликса Шварценберга и леди Джейн приобрели карикатурный характер благодаря громкому бракоразводному процессу четы Элленборо

Развод члена палаты лордов был далеко не ординарным мероприятием, по закону дело должно было слушаться обеими палатами парламента. Слушания были открытыми, и скандал принял общенациональный масштаб. В 1829 году вся пресса страны писала о разводе четы Элленборо, причем смачной фактуры было более чем достаточно. На страницы попадали откровения свидетелей. Слуга из гостиницы, который написал письмо барону Элленборо, сообщал судье: "Я услышал, как они целуются, а затем услышал шум, который убедил меня, что за дверью имеет место акт сожительства". Не менее интересными были показания соседа князя с Харлей-стрит, который видел, как в окне напротив Феликс Шварценберг зашнуровывал корсет Джейн. В газетах немедленно появилась карикатура, изображающая эту сцену, с подписью: "Невинное занятие заграничных князей — шнуровка корсетов". Впрочем, сами виновники скандала в это время были уже в Париже. Феликс отбыл из Англии по требованию начальника — австрийского посла, а Джейн уехала к любимому донашивать ребенка. Девочка родилась в 1829 году, когда бракоразводный процесс был в разгаре.

Лишенная титула и места в обществе, Джейн, казалось бы, должна была навсегда забыть о светских развлечениях. Но она выбрала другое — стала создавать вокруг себя то, что сейчас называют модной тусовкой. Ее салон стал местом неформального, чтобы не сказать фривольного, общения, где можно было блистать нарядами и сорить деньгами, не заботясь о светском статусе. Деньги же у нее кое-какие были. От бывшего мужа она получала пожизненную ренту в размере £360, кроме того, молва утверждала, что барон Элленборо, князь Шварценберг и отец — Генри Дигби тайно составили капитал в размере £25 тыс., на проценты с которого Джейн и жила. Так или иначе, она тратила в год куда больше £360.

В Париже Джейн называла себя мадам Айнберг, хотя, конечно, все знали, кто она такая. Джейн надеялась, что Шварценберг на ней женится. Этого требовал и ее отец, к тому времени уже адмирал. Но Феликс не собирался поступать, как честный человек,— делать карьеру в Австрийской империи с женой, чья репутация была погублена (пусть и им самим), не представлялось возможным. Не изменило ситуацию и рождение в 1830 году их второго ребенка. В том же году во Франции случилась очередная революция, и Шварценберг был отозван в Австрию. Больше Джейн своего возлюбленного не видела — отныне князь старался не попадаться ей на глаза.


Все еще надеясь на лучшее, Джейн вскоре уехала в Мюнхен, поскольку Шварценберг написал ей, что его могут перевести в этот город. Однако стоило Джейн поселиться там, как Шварценберг отправился служить в Берлин. В своих письмах Феликс продолжал клясться ей в вечной любви, но на все ее мольбы о встрече отвечал отказом. Вероятнее всего, Шварценберг просто не знал, насколько удачно будет складываться его карьера, и держал Джейн "про запас" на случай, если дела пойдут плохо. Но карьера шла в гору. Со временем Шварценберг стал могущественным министром, а в 1848 году именно он возвел на австрийский престол императора Франца-Иосифа, при котором еще много лет оставался фактическим правителем Австрийской империи. Словом, для Джейн места в его жизни уже не было.

Но Джейн не унывала, поскольку "модная тусовка" неизменно возникала там, где она появлялась. В Мюнхене вокруг нее увивались многочисленные поклонники, самым преданным был гессенский барон Карл фон Феннинген, настойчиво звавший ее замуж. Но Джейн куда больше интересовал тот, который не женился бы на ней никогда,— король Баварии Людвиг I из династии Виттельсбахов, которая правила давно и успела выродиться. Впрочем, Людвиг I был одним из самых вменяемых баварских королей. Во всяком случае, большим жизнелюбом. В частности, он завел обычай каждый октябрь отмечать годовщину своей свадьбы. Во время торжеств лилось так много пива, что для баварцев этот праздник стал наиглавнейшим после Рождества. Сегодня он называется Октоберфестом и является визитной карточкой Баварии.

Людвиг считал себя ценителем прекрасного, коллекционировал греческие древности и прочие предметы искусства. Мимо красивых женщин он тоже не проходил и даже заказал серию портретов первых красавиц своего королевства. Многие модели становились его любовницами. Мало кто сомневается в том, что Джейн тоже не миновала королевского ложа. Прямых доказательств тому нет, однако Людвиг был не из тех, кто просто так наведывается к заезжей иностранке и просто так дарит ей подарки. Некоторое время Джейн даже жила в его охотничьей резиденции.

Впрочем, Джейн с легкостью изменила и королю. В 1832 году она вновь забеременела, и отцом был барон Карл фон Феннинген. Сообщив Людвигу, что ей хочется попутешествовать, Джейн вместе с Феннингеном уехала в Палермо, где и родила сына. И снова вокруг нее образовался кружок ухажеров из числа местных и заграничных аристократов. Один итальянец, например, несколько раз менял внешность, чтобы только проникнуть к ней в дом: переодевался то монахом, то дровосеком, то странствующим музыкантом.

В 1833 году баварский король узнал об истинной причине отлучки Джейн, однако гневаться не стал и благословил ее брак с бароном. Счастью Карла не было границ, но невеста была не в восторге от жениха. Перед свадьбой она много раз объясняла Феннингену, что не любит его, но барона это не остановило. Он был настолько предан Джейн, что однажды даже послал Шварценбергу вызов на дуэль. Дело в том, что Феликс, чтобы не выглядеть в глазах света законченным подлецом, распустил слух, что Джейн изменяла ему в Париже с каким-то лейтенантом. Получив вызов, Феликс немедленно заявил, что не имеет к сплетне никакого отношения, и дуэль не состоялась. Но драться за Джейн Карлу фон Феннингену все же пришлось.

В 1833 году чета Феннинген поселилась в поместье барона на берегу Рейна. В 1834 году Джейн родила дочь, которую Карл признал своей, хотя она и не была на него похожа. Девочка, названная Бертой, оказалась душевнобольной, что выдавало связь со славной баварской королевской династией. Так или иначе, Карл был счастлив с дочерью адмирала Дигби и не чаял беды. Джейн же тем временем отчаянно скучала. Люди, окружавшие ее, были слишком благонравными, в том числе Карл, а Джейн всю жизнь влюблялась в мужчин иного свойства. И если вокруг нее долго не происходило никаких скандалов, она начинала создавать их сама.


С графом Спиридоном Теотоки Джейн поставила рекорд: дважды убегала от одного и того же мужа

В 1835 году во время очередного пивного торжества в Мюнхене Джейн познакомилась с греческим графом Спиридоном Теотоки, который приехал в Баварию с дипломатической миссией. Греция недавно обрела независимость, а правил страной король Отто — сын Людвига I, так что отношения между Баварией и Грецией были, можно сказать, родственными. Граф Теотоки, обладатель густых черных усов и таких же бровей, был на четыре года моложе Джейн и в своем национальном наряде выглядел храбрым воином. Кроме того, Теотоки был известным сердцеедом, о чем Джейн прекрасно знала и даже в переписке с королем называла его "опасным". Как и следовало ожидать, через пару месяцев у них начался роман, более того, баронесса решилась, бросив детей и мужа, бежать с черноусым красавцем графом в Грецию.

Разъяренный барон Феннинген догнал жену и ее любовника и, вытащив грека из экипажа, потребовал немедленного удовлетворения. Теотоки, который, как выяснилось, не умел обращаться со шпагой, от боя отказался, но у барона при себе оказались дуэльные пистолеты. Стрелялись тут же, возле кареты, на глазах у Джейн. Теотоки в надежде спастись выстрелил первым и промахнулся. Карл же прострелил графу грудь. Когда барон и его неверная жена склонились над Теотоки, тот шепотом поклялся, что никогда не притрагивался к Джейн. Как истинный потомок византийцев, Теотоки был способен лгать даже на краю могилы, но для Карла фон Феннингена предсмертной клятвы было достаточно. Между тем Теотоки вовсе не собирался умирать. Муж, жена и раненый любовник вместе поехали в Париж, где Джейн нежно ухаживала за греком. Они втроем гуляли по городу, сидели в кафе. Когда граф полностью поправился, Феннинген отвез его в Марсель, посадил на корабль, отплывавший в Грецию, и успокоился. Но, как выяснилось, напрасно.


Даже необъятный замок барона Феннингена оказался слишком тесен для его склонной к приключениям супруги

Сначала барон обнаружил, что в связи с тратами жены находится на грани банкротства. Пришлось продать часть имений. А в 1838 году Спиридон Теотоки вернулся в Германию, и история повторилась. Во время очередного бала, пока барон Феннинген танцевал, Джейн выскользнула из зала и вскочила в экипаж, в котором ее поджидал Спиридон. И снова барон настиг беглецов, правда, стрелять на этот раз ни в кого не стал. На почтовой станции, где Карл их нагнал, произошел разговор, в ходе которого барон умолял жену вернуться, подумать о детях, пощадить ее отца и т. д. В итоге сошлись на том, что Джейн подумает полгода, а потом решит, с кем оставаться. Через полгода она выбрала Спироса, как она теперь называла Спиридона Теотоки, и Карл отступился навсегда. При этом барон до конца жизни поминал сбежавшую жену только добрыми словами.


Поначалу Джейн жила с Теотоки во Франции, но отъезд в Грецию вовсе не отменялся. В 1840 году она родила ему сына Леонидаса. Вскоре Джейн приняла православие и вышла замуж за графа. Она была счастлива. Теотоки тоже, потому что из бедного помещика из нищей страны в одночасье превратился в богача. К тому времени годовой доход Джейн превышал £3 тыс., которые достались ей после двух разводов. В 1841 году чета Теотоки переехала в Грецию, на остров Тинос, губернатором которого был отец Спиридона.

Свидетелем приезда Джейн на Тинос стал французский ученый Бушон, который записал в дневнике: "2 апреля 1841 года. Мы отправились в порт Тиноса, чтобы посетить графа Теотоки, губернатора и отца того Теотоки, который только что женился на леди Элленборо. Мы видели в нескольких комнатах мебель, которую она привезла, и распакованные вещи, среди которых были ее седла... Не знаю, что Теотоки наговорил леди Элленборо, чтобы она решила поселиться в стране, полностью лишенной комфорта... и прислала свои седла туда, где ни лошади, ни мулу некуда поставить копыто".

Естественно, отсутствие привычной светской жизни вскоре стало действовать на Джейн угнетающе, поэтому она решила украсить жизнь милым ее сердцу гламуром. Купив дом в Афинах, она начала блистать в тамошнем обществе, что было нетрудно на этом фоне. Но гламур без скандала — ненастоящий гламур, и Джейн, осмотревшись, стала действовать на нервы королеве Греции Амалии.

Супруга короля Отто была готова ради короны терпеть все тяготы греческой жизни, но лишь при одном условии: она должна была оставаться королевой — первой дамой государства. Однако новоявленная графиня Теотоки лишила ее этой радости. Наряды Джейн были богаче и моднее, лошади в ее конюшне — лучше, чем в королевской, так что, когда Джейн выезжала на конную прогулку, многие греки ошибочно принимали ее за свою государыню. В отместку Амалия начала настраивать афинский бомонд против Джейн, и вскоре на нее косились так же, как в любом другом городе Европы.

Но худшее случилось в 1846 году. Сначала Джейн узнала, что благоверный Спирос ей изменяет, да еще и распоряжается ее деньгами по своему усмотрению. А потом произошла трагедия. Маленький Леонидас сбежал от нянек, влез на крышу дома и упал прямо под ноги матери. Леонидас был единственным ребенком Джейн, которого она действительно любила, и теперь ее больше ничего не связывало с ее греческим супругом.

Последующие несколько лет она путешествовала по Италии и Османской империи, причем истории, которые о ней рассказывали, часто походили на вымысел. Так, говорили, что в Риме некий лейтенант подарил ей бриллиант, но тут же был разоблачен капитаном, который доказал, что камень был украден. Но только капитан решил, что Джейн готова выйти за него замуж, как на пути у него встал некий дипломат. Капитан с дипломатом рубились на саблях, дипломат победил, но, получив отказ от Джейн, застрелился. Но что бы ни рассказывали о бывшей графине Теотоки, реальность оказалась еще более фантастической.


В 1852 году Джейн вернулась в Афины. В ту пору Греция была наводнена шайками грабителей, которые контролировали целые районы. Особой удалью отличались паликары — наемники-албанцы, которые в военное время шли к тому, кто больше платил, а в мирное грабили всех, кто попадался под руку. Чтобы положить конец разбою, король Отто взял на службу паликарского вожака по имени Христодолус Хаджи-Петрос. Это был 60-летний рубака, увешанный холодным и огнестрельным оружием и обладавший драгоценным для женщин обаянием. Хаджи-Петрос был произведен в генералы и назначен губернатором провинции, которую контролировал и раньше, но в качестве разбойного атамана. Уже немолодая Джейн и знатный паликар нашли друг друга. Оба были авантюристами, оба плевали на светские приличия, оба хотели яркой, веселой жизни напоследок. Христодолус увез Джейн жить в паликарское становище, где та ощутила себя настоящей королевой. Среди головорезов она наконец перестала чувствовать себя изгоем. Своего нового любовника Джейн звала просто — Христос.

Между тем королева Амалия не забыла старых обид, а к ним еще добавились новые. Королева тоже положила глаз на украшенного шрамами Хаджи-Петроса и не могла простить Джейн, что та увела его прямо у нее из-под носа. Дождавшись, когда Отто уехал на лечение, оставив ее на государственном хозяйстве, Амалия послала гонца к Христодолусу с приказом о его смещении. Паликар отреагировал так, как королева и надеялась. В ответном письме Хаджи-Петрос признавался: "Ваше величество сместило меня, без сомнения, из-за того, что я живу с графиней Теотоки, но, что бы мои враги ни говорили, я могу уверить Вас и дать слово солдатской чести, что хотя я и являюсь любовником этой женщины, но не по любви, а лишь из корыстного интереса. Она богата. А я беден. У меня есть положение в обществе, которое я должен поддерживать, и дети, которым я должен дать образование".

Получив это послание, королева немедленно пустила его по рукам, и теперь над Джейн потешалась вся Греция. Однако причиной разрыва между Джейн и Хаджи-Петросом стало вовсе не это. В 1853 году Джейн узнала, что старый паликар изменил ей с ее же служанкой. После этого адмиральская дочь собрала вещи и уехала в Палестину.


Только в Дамаске светская львица Джейн наконец успокоилась: соперничать с ней там было просто некому

Теперь Джейн Дигби была совершенно свободна и как никогда богата. Дети частью умерли, частью жили у Карла фон Феннингена, а капитал увеличивался год от года. От отца Джейн получила в наследство £10 тыс., которые, по его выражению, предназначались только ей "вне зависимости от долгов ее нынешнего и всех последующих мужей". Мать оставила еще £2 тыс. Кроме того, £4 тыс. годового дохода давала Джейн земельная собственность. Но теперь бывшая светская львица совершенно не представляла, чем заняться, и просто путешествовала по Ближнему Востоку.

Она пробовала завести себе арабского любовника, но караванщик Салех показался ей слишком холодным в постели. Зато он познакомил ее с шейхом Меджуэлем эль-Мезрабом — братом вождя бедуинского племени мезрабов, которые время от времени подрабатывали тем, что водили богатых европейцев на развалины Пальмиры, а на обратном пути, бывало, грабили. Джейн тоже хотела посмотреть Пальмиру, и Меджуэль со своими людьми взялся ее сопровождать. По дороге на них напали бедуины из другого племени, но Меджуэль отразил атаку, показав себя храбрецом. Вождь мезрабов был на 20 лет моложе Джейн, но, живя в пустыне, никогда не видел, чтобы женщина так хорошо ездила верхом. Он вообще никогда не видел женщин, подобных Джейн Дигби, и вскоре после экскурсии в Пальмиру сделал ей предложение.


Джейн, правда, не спешила соглашаться. Более того, за время своего переезда из Палестины в Сирию, где должно было состояться бракосочетание, она сошлась с караванщиком шейхом Бараком. Впрочем, у нее, вероятно, не было выбора, потому что Барак посреди пустыни начал наведываться к ней в палатку, требуя: "Саксо! Саксо!" Видимо, это было слово "секс" — единственное, которое шейх знал по-английски, по крайней мере, Джейн поняла его именно так.

Наконец, доехав до Меджуэля, Джейн вышла за него замуж по мусульманскому обряду, но до конца своих дней оставалась православной. Теперь ее звали Джейн Элизабет Дигби эль-Мезраб, и больше она своего имени не меняла. Медовый месяц молодожены провели в пустыне, где Джейн научилась топить очаг засохшим верблюжьим пометом, доить верблюдиц и исполнять прочие женские обязанности, обычные для тех мест. И ее, кажется, все это устраивало. Позднее она побывала в Англии, где повидалась с еще живыми родственниками, но вернулась, чтобы остаться в пустыне навсегда.


Джейн, конечно, не все время кочевала вместе с племенем. Чаще она жила в Дамаске, где купила огромный дом, в котором ее обслуживала армия слуг. Наконец она стала королевой без преувеличений, соперничать с ней было некому. А ее европейская репутация бедуинов не волновала. Более того, мезрабы считали ее еще и кем-то вроде провидицы и целительницы. Они приводили к ней больной скот или приходили сами со своими бедами. Джейн милостиво судила свой народ, а также оказывала посильную медицинскую помощь. Лечить она, конечно, не умела, но люди племени мезрабов смыслили в медицине еще меньше; во всяком случае, большого вреда от такого врачевания не было.

Но главным для Джейн стало другое — торговля оружием. Через британского консула в Дамаске Джейн наладила поставки мезрабам новейших английских ружей, что резко повысило их военную мощь в конфликтах с другими племенами. Взамен англичане получали политическое влияние, а также знакомились с восточной культурой. Кстати, есть версия, что именно благодаря Джейн Дигби эль-Мезраб европейцы получили "Камасутру",— она отправила попавшее к ней в руки пособие по интиму через британского консула.

На склоне лет вокруг Джейн по-прежнему группировались шпионы и плелись политические интриги, ведь она оставалась английской светской львицей, к тому же единственной на всем Ближнем Востоке. Джейн Дигби скончалась 11 августа 1881 года в Дамаске в возрасте 74 лет. Ее жизнь, наполненную авантюрами и скандалами, можно считать эталоном гламурной саги. С соответствующим финалом: когда она умерла, шейх Меджуэль едва не сошел с ума от горя.


www.kommersant.ru/doc/755003

@темы: праздники, история, живопись, идеал красоты, Немецкая культура

---

Дессау Анхальт или Драма в семье курфюрста.

Исторически сложилось , что Дессау— не очень популярный город.
Никто ещё не сказал " Увидеть Дессау и умереть".
Я бы сказала— наоборот.
Злые эмигрантские языки называют его Дессаевкой.
Складывается впечатление, что там, как выразился Зощенко,
"ковыль, леса и белки" .
Ан нет!
Там находятся аж два объекта из списка ЮНЕСКО.
Первый— Баухаус, который един в трех лицах.
"Баухауз" — это , во первых , само здание.
Знаменитое творение немецкого конструктивизма.
Его немеркнущую прелесть понимают в основном архитекторы ,
которые собираются в нём на разнообразные посиделки.
Во вторых, это— находившееся в этом здании Высшая школа строительства и художественного конструирования и возникшее при нём художественное объединение.
А в третьих, архитектурный стиль.
В выпущенном школой «Манифесте» 1919 года архитектура была названа ведущим направлением в дизайне, провозглашались принципы равенства между прикладными и изящными искусствами, декларировались идеи повышения качества промышленной продукции.
Основатели движения видели целью удовлетворение массовых потребностей населения и стремились сделать промышленные товары красивыми, доступными по цене и максимально удобными.
Это в теории.
На практике, именно из идей Баухауса и возникли современные хрушевки и девятиэтажки.
Так что именно архитектора Вальтера Гропиуса, создавшего этот архитектурный стиль,
можно благодарить за убогий внешний вид cпальных районов.


А еще Дессау можно благодарить за строевую подготовку в нынешнем ее виде.
Прусский полководец и фельдмаршал прусской армии, а также личный друг прусского короля Фридриха-Вильгельма I, Леопольд I Ангальт-Дессауский , который вошёл в историю под прозвищем «Старый дессауэр», прославился введением в прусской армии солдатской муштры.
Все эти: направо , равняйсь , кругом и тд и есть его рук дело!
Правда,кроме введения всей этой шагистики, нужно ему отдать должное , он был довольно успешным полководцем.
Кто сильно хочет прочитать про его воинские подвиги — идет сюда.
www.diary.ru/~artemiz/p83892922.htm

А это— его любимый кавалерийский марш


Свою последнюю битву Старый дессауэр провел в 70 лет — кремень был старик!
И в личной жизни тоже.
Он женился на Анне Луизе , дочери аптекаря, своей первой любви,
чем его родители, а также многочисленные родственники , естественно, остались крайне недовольны.
Но он их недовольство мелко видел ,тем более что закадычный друг,
король Фридрих своевременно пожаловал Анне Луизе звание графини.
Но осадочек от этого семейного случая, по видимому , остался.
Старший сын Старого Дессауэра Леопольд II отличался более традиционными взглядами на брак и женился
на владетельной принцессе Гизеле Агнесс Анхальт Кётен
В приданное принцессы среди прочего входил город Кётен , который существенно увеличив размеры владений Леопольда II.
Он надеялся, что и его старший сын Леопольд III. Фридрих Франц еще чего нибудь присоединит.
Но поскольку Леопольда II умер сравнительно рано, не успев женить сына , невесту молодому человеку
подыскал сам прусский король Фридрих II.
И вот в 1767 году Леопольд III женился на своей кузине принцессе Луизе фон Бранденбург-Шведт, которая принесла жениху в качестве приданного город Бернбург.
Свадьбу сыграли хорошую и все торжество было , наверно, в газетах было описано, но только Фридриху Францу
эта принцесса Луиза фон Бранденбург-Шведт была не надобна!
Он испытывал к ней совершенно нескрываемое отвращение.
Он знал, что это на всю жизнь ,что развестись он с ней никогда не сможет.
Но он с немецкой педантичностью выполнял исключительно ритуальную сторону брака.
По этикету, например , раз в неделю он был обязан появится с ней в церкви.
Он и появлялся и даже сидел рядом , но всегда отвернувшись, чтобы даже случайно её не увидеть.
А потом , когда он построил себе усадьбу Вёрлиц ,
(ту самую жемчужину садово паркового ансамбля, которую сейчас охраняет ЮНЕСКО),
то строжайше запретил жене там появляться.
Там он жил со своей любовницей— дочкой создателя этого парка Луизой Шох.

Вот он какой — Вёрлиц!
Наверно, единственный парк в мире, экскурсия в котором проходит на лодках.
Мне лично Вёрлиц напоминает Павловск.
Но Павловске более выдержан стиль, а в Вёрлице — смесь английских и итальянских мотивов.
Подробнее про Вёрлиц, если кому вдруг стало интересно.
clubs.ya.ru/4611686018427396339/posts.xml?tag=4...



По этикету курфюрсту полагалось навещать жену.
Он построил для неё небольшой двухэтажный дворец посреди другого своего парка — Лизиум.
И два павильона на равном расстоянии— один террариум для коллекции змей, а другой — для коллекции жаб.
И каждый раз, когда приезжал к жене, привозил с собой эти коллекции.
Намекал таким образом своей супруге, что она— жаба и змея.
Трудно сказать за что Фридрих Франц так не любил свою высокородную кузину.
Может они что нибудь не поделили на рождественской ёлке в глубоком детстве?
Я видела ее портрет в городской картинной галерее и ничего особенного не увидела.
Меланхоличная брюнетка с длинноватым носом в роскошном синем платье держала в руке голубую розу.
На заднем плане виднелся мольберт — принцесса поощряла искусства и сама неплохо рисовала.
Следовательно, полной дурой она не была.
Что касается Фридриха Франца, то он отплатил своему брачному посреднику черной неблагодарностью.
В 1782 году он пытался организовать союз князей, недовольных прусской гегемонией , направленный против Фридриха II .
Меня эта история очень впечатлила.
Вот— не надо лезть в чужие личные дела и не получишь неприятностей на свою голову.
Печально, что многие люди этого не осознают!

@темы: архитектура, история, Германия